Моонзунд - Страница 72


К оглавлению

72

Откачнувшись бортами на залпах, дивизион выбросил торпеды. Одна из них, вырвавшись из труб «Победителя», резко отвернула и пошла, целя в борт «Новику». Но точные гироскопы, почуяв неладное, сработали внутри ее хищного тела, и торпеда, вильнув хвостом под водой, взяла направление на крейсер. В наушниках фон Грапфа был слышен стон – это стонал Мазепа от напряжения: ответственный момент в жизни каждого минера – попадут или нет?

– Башку оторву, – закричал он гальванерам, – если расчеты дали неверные!..

Германский крейсер взорвался.

– Мелочь добить огнем, – распорядился Колчак. На черной плоскости бухты догорали скелеты кораблей. При повороте на обратный курс три эсминца оказались рядом и Колчак прогорланил мостикам «Победителя» и «Грома»:

– Прекрасно! Молодцы!

Рев машин и откосной ветер скомкали и разорвали его слова. По сигналу отбоя закончив работу, с верхних площадок спрыгивали гальванеры и дальномерщики. Мокрые, усталые, возбужденные. Приборы ПУАО работали на славу. Под градом осколков, укрытый от них только бескозыркой, Семенчук проявил в бою ловкость, бесстрашие, великолепно повелевая техникой. Его представили к «Георгию».

– Штрафной, знаешь ли, за что тебя награждают?

– Догадываюсь. Приборы не подгадили.

– Ты тоже, – сказали ему. – Служи, брат, дальше…

Семенчук понимал, что «Новик» – это тебе не «Гангут». Здесь люди обожжены свирепым огнем войны, и они поверят большевику лишь тогда, когда он будет смелым в бою. Только заслужив уважение воинское, можно говорить о делах партийных…

Вечером, когда пришли в Моонзунд, матросы собрались курить у «обреза». Сюда же приволокся и Дейчман со своим портсигаром:

– Папиросочку, товарищи… Кому папиросочку?

Матросы загребали из портсигара офицерские папиросы (одну в рот, другую за ухо), а потом говорили с пренебрежением:

– Липнет к нам этот Ленька, словно смола худая. Вы с ним поосторожней, ребята… Может, он, глиста, шпионит за нами?

Семенчук пока больше помалкивал. Присматривался.

– А вот старшой? – выведывал осторожно. – Каков он?

– Этот прессует. Не до крови, так до поту. Однако греха на душу не возьмем: он справедлив… С ним жить можно!

На Минной дивизии никто не догадывался, что этот поход с Колчаком был последним и больше они Колчака не увидят. Да и сам Колчак не подозревал, что его судьба уже решена в глубинах офицерского «подполья» Балтики…

* * *

Грапф спросил с присущей ему любезностью:

– Сергей Николаич, что вы за грудь держитесь?

– Ключица у меня была разбита… не залечил. Опять побаливает. Да и нервы – словно мочалки.

– Надо бы вам дома побывать. Сейчас с готовностью эсминцев не поймешь, что творится. То первая, то последняя, хоть котлы остужай, По слухам, германские крейсера отходят с нашего театра. В верхах поговаривают о возможной встрече германского флота с английским. Давно пора! Может, и отпустим вас в Питер…

– Благодарю, Гарольд Карлович, это не помешало бы.

За эти годы Питер стал далек, как мир неразгаданных галактик. Сестра, правда, писала ему, но… глупо писала! Душевный мир девицы-курсистки был несравним с его миром острых ощущений. Кажется, они перестали понимать друг друга. Когда он был гардемарином, а Ирина гимназисткой – тогда все казалось проще и понятней. Вот кому бы он сам написал с удовольствием, так это Кларе… в Либаву!

Общение со старым русским искусством давало ему сладостное отдохновение от тревог. Портрет прошлого утешал и нежил загрубевшее сердце. Казань ему ответила, что в связи с нехваткой бумаги в стране путеводитель по выставке «Сокровища Казани» выйдет нескоро. Жаль! Что там, в Казани? Наверное, пропасть неизвестных портретов. От нечего делать раскрыл каталог антикварной торговли господина Н. В. Соловьева, стал проглядывать. Совсем неожиданно попался какой-то Дейчман…

Заглянул в каюту инженер-механика, заинтересованный:

– Леон Александрович, какой-то Дейчман продается в лавке Соловьева… Гравюра пунктиром. Подскажи, кто бы это мог быть?

– Прошу вас, – ответил механик, – впредь обращаться ко мне только по служебным делам. Я не желаю поддерживать далее отношения с такими черносотенцами, как вы.

– Благодарю, – ответил Артеньев и трахнул дверью.

5

Напрасно упрекают испанских грандов за их длинные титулы. Суховатые англичане тоже умеют на целую версту выстраивать громоздкие имена любимцев своей нации. Вот, например, одно из таких имен: Дэвид Битти, виконт Бородэйл-оф-Бородэйл, барон Битти-оф-Норт-Си-энд-оф-Бруксби. Весь мир выговаривал это имя просто и кратко – Битти. Это слово звучало в сознании моряков как резкий удар перчаткой боксера – «битти»!

Россия еще не забыла того пышного карнавала, который дали балтийцы Битти и его супруге перед самой войной, когда они прибыли в Кронштадт с крейсерами. Гостеприимство россиян развернулось во всю ширь: Битти угостили всем, что имели, начиная блинами с икрою и кончая царь-пушкой в Кремле московском. Аккуратный, неулыбчивый человек с короткими рукавами мундира был доволен. В Народном доме для британских матросов пел Шаляпин, а они сидели – в ряд с русскими матросами – и перед каждым стояло по бутылке водки и по дюжине пива. На закуску – селедочка с луком и колбаска простонародная. За столами слышалось:

– Рашен а вэри гуд феллоу… Уыпьем уодки!

– Выпьем! Тока скажи как на духу: ты меня уважаешь?

Перепились крепко и потом гуляли по Петербургу в обнимку.

Редкостный случай в истории встреч флотов – драк не было!..

Битти пришел – Битти ушел. Битти был достаточно известен во всем мире, и потому весь мир затаил дыхание, когда близ Ютландии четкая линия британских дредноутов врезалась в броневую фалангу германских крейсеров. Наконец-то дерзкий Гохзеефлотте сцепился с надменным Гранд-Флитом… Шеер и Хиппер, эти мордатые мужланы, рискнули схватиться с элегантным джентльменом Битти! Два зверя, старый и молодой, отгрызали друг другу лапы, опрокидывали один другого на спину и безжалостно топили, наседая сверху на тонущего противника. Ютландское сражение – беспримерная во всей истории человечества битва двух наций на море, которая по силе и мощности армад не имела себе равных никогда (таких побоищ на море не знала и вторая мировая война, которую уж никак нельзя назвать войной бескровной!).

72