Моонзунд - Страница 73

В грохоте башен решался престиж «владычицы морей». Германия впервые пробовала силы своего флота на самом рискованном оселке – на английском! О, надо ведь знать, чего стоит немецкому народу этот день! Сколько лет кайзер заменял масло маргарином, сколько лет Гогенцоллерны приучали своих верноподданных быть сытыми от сосиски с пивом, чтобы создать флот, способный встретить в море великолепный и тщеславный Гранд-Флит… Азарт этой небывалой схватки легко понять: кто кого?

Русские моряки были разочарованы: Ютландская битва закончилась как бы вничью. Вряд ли можно считать англичан в выигрыше, вряд ли были поражены и немцы. Невзирая на численный перевес англичан, битва иногда шла на равных. Противники не раз повторили ошибки Цусимы, совершая такие маневры, от которых русский флот давно отказался. Репутация британских адмиралов была подмочена. Мало того! В разгаре боя выяснилось, что немецкие корабли намного лучше кораблей английских. Уже заполненные водой до середины, они были способны продолжать битву. На «Зейдлице» британский снаряд проник прямо в погреб. Немецкий порох сгорел не взорвавшись! Вместе с ним с быстротой пороха сгорели и 180 матросов двух башен. Но сам «Зейдлиц» остался в строю. Зато англичане при таких же попаданиях превращались в облако пыли, и корабли исчезали в этом облаке, как будто их никогда и не было в Англии…

Неохотно, еще ворча друг на друга с дальних дистанций, Гохзеефлотте и Гранд-Флит разошлись, зализывая свои раны. Битти получил от короля в награду 100 000 фунтов стерлингов.

– Гип, гип, гип… ура! Англия на морях непобедима!

Шеер с Хиппером, кажется, ничего не получили от кайзера, известного скупердяя, но воплей в Берлине было достаточно:

– Хох, хох, хох… хайль! Германия непобедима в океанах! Отставного адмирала Тирпица попросили выйти на балкон.

– Мы должны топить всех, – декларировал он народу.

Кто победил? Ответ, самый точный, дает биржа: после Ютландского сражения английские акции упали в цене. Россия была обескуражена, а газеты США открыто восхваляли победу германского флота. Рейхстаг, воодушевясь, решил потуже затянуть и без того подведенные животы нации и вотировал на нужды войны еще 12 миллиардов марок… Кайзер сиял своей каской, возвещая:

– Нет в мире бога, кроме бога германского!

* * *

Теперь немецкие крейсера, отозванные на время битвы с Балтики, возвращались обратно в ее мутные воды, опять приткнулись к Либавским причалам. Башенный начальник с крейсера «Тетис» лейтенант фон Кемпке на радостях выпил полрюмки коньяку и стал необыкновенно воодушевленным. В самом деле, как приятно жить, сознавая себя германцем.

Кемпке увлекся Кларой серьезно и, кажется, помышлял вывезти ее после войны в Германию как жену.

– После войны, – убеждал он женщину, – наступят новые времена. Германия будет лопаться от сала. Ты не бойся: карточек на продукты не станет… мы, немцы, заживем лучше всех!

«Тетис» иногда выходил на обстрел в Ирбены. Стволы его калибров, украшенные верноподданническими цитатами по-латыни, не раз осиялись тевтоно-гневным пламенем. Из походов крейсер опять возвращался в Либаву. Однажды, придя с моря, фон Кемпке застал свою пассию за приборкой квартиры. Чистенькая, в белом передничке, женщина была особенно очаровательна в этот солнечный день.

– Сейчас я закончу возиться с этим, – сказала она. – Мне осталось лишь разобраться с хламом…

Носком туфельки Клара пихнула кучу вещей, предназначенных для помойки, которые фон Кемпке не решился бы назвать «хламом». Присев на корточки возле ног возлюбленной, он стал перебирать вещи, и его душа возмутилась:

– Как можно выкидывать? Нельзя же быть такой небережливой.

К удивлению своему, фон Кемпке извлек из мусора мужской несессер с набором – почти джентльменским, где было все, начиная от щипцов для завивки усов и кончая запасом презервативов.

– Вот это, например… выбросить легко, а где достать?

– Ах, боже мой, да не нужно мне это.

– Я понимаю, что тебе это не нужно. Ведь ты не завиваешь себе усов? Тогда объясни, как мужские вещи попали в твой дом?

Тут она призналась, что несессер остался от него. Клара долго потом шарила в шкафах, лазала на антресоли.

– Что ты потеряла? – спросил Кемпке.

– Я вспомнила, что после него остался еще портфель. Он не успел забежать за ним, как вы пришли в Либаву. Портфель совсем новенький В нем масса карманов, он очень красив. Я знаю, Ганс, что портфель тебе очень понравится…

Огорченная, она оставила поиски:

– Ума не приложу, куда он делся. Но я хорошо помню, что он был! Я обещаю, Ганс, что найду его для тебя… обязательно!

Утром фон Кемпке случайно встретил владелицу дома на улице Святого Мартина, в котором жила Клара, – госпожу Штранге.

– Фрау Штранге, поверьте, что я испытываю самые нежные чувства к фрейлейн Изельгоф, но хотел бы спросить вас… Вот этот русский офицер, что бывал у Клары до меня, он…

– Ужасен! – охотно отвечала домовладелица, перебивая его. – Боже, что тут творилось, когда он появлялся со своей компанией. Как пьют русские – вам рассказывать не надо. Но они потом так плясали, что у меня от люстры отвалилась хрустальная подвеска, а люстра старинная, таких теперь не делают, и вот уже два года я ищу мастера, который бы смог…

– Благодарю вас, фрау Штранге.

* * *

Русские газеты писали тогда об Австрии – с язвой:

Австро-Венгрия – двуединая монархия, которая с одной стороны омывается Адриатическим морем, а с другой стороны загрязняется императором Францем-Иосифом…

Миру никогда не забыть пышных усов Франца-Иосифа; он помнил еще Меттерниха, а пережил Бисмарка и дождался – из прошлого кабриолетов – шестиместных «паккардов» на бензиновом ходу; над головой императора залетали аэропланы, а потом завыли сирены, возвещая нечто новенькое, чего не мог знать Меттерних, – воздушную тревогу! Вокруг Франца-Иосифа постоянно кого-либо убивали – то жену, то племянника, то сына. Ничто не смутило покоя величавого Габсбурга – самое главное: не терять хладнокровия! Теплые воды Адриатики не успевали обмывать империю, загрязненную императором, которого не брала даже пуля и бомба анархиста.