Адмиралы, обутые по-походному в грубые солдатские сапоги, расхаживали по коврам салона, горстями кидали в рот крупную аренсбургскую вишню, выбрасывая косточки в иллюминатор. Они сказали, что сейчас пробегутся на «Генерале Кондратенко» к Церелю, чтобы глянуть на противника своими глазами, а на рейде останутся два эсминца в брандвахте.
– Гарольд Карлович, у вас котлы на подогреве?
– Постоянно. Мы готовы в любую минуту.
– В старом флоте «командирами» назывались только командиры кораблей; лица же, облеченные властью над соединениями кораблей, именовались «начальниками».
Начдив Трухачев потянулся к замызганной фуражке:
– Тогда вы тоже пробегитесь до кромки курляндского берега. Машинами особенно не форсируйте, ибо надо беречь топливо…
Максимов пошел на трап следом за Трухачевым.
– Да, – добавил он, прощаясь, – вы уж не поспите эту ночь, пожалуйста. Противостоять тралению в Ирбенах мы уже не в силах. Сейчас возникает новая проблема, почти гамлетовская: быть или не быть? Стоит немцам ворваться в эту кастрюлю Рижского залива, и мы можем оказаться отрезаны даже от Моонзунда…
Но, даже признаваясь в трагизме своего положения, адмиралы никак не выглядели унывающими. Артеньев спросил о «Славе».
– Бедная «Слава», – вздохнул Трухачев. – Немцы разворотили ей броню. Три попадания – для старушки это многовато. Ну, вы же знаете Вяземского – он держал «Славу» под огнем… Удачи вам!
Рассеивая за собой сизую гарь выхлопа, катер потащил адмиралов на другие эсминцы. Грапф не спешил сниматься с якоря. «Новик» лишь глубокой ночью оставил тишайший рейд. На малом пошли через мелководья. Долго еще виднелась громада замка псов-рыцарей да дымила над морем труба ликероводочного завода… Турбины глухо выли под палубой. Было неспокойно на душе.
Михайловский маяк с берега Курляндии давал во мрак ночи резкие короткие проблески, и было непонятно – для кого он работает. Штурман склонился над пеленгатором, но фон Грапф наорал на него, как последний гужбан, потом вежливо добавил:
– Голову же надо иметь. Зачем вы пеленгуете Михаила, если этот маяк давно уже занят колбасниками?
– Верно, – согласился Артеньев. – У вас нет гарантии, что сигналы эти не фальшивы… нарочно, чтобы сбить нас с курса.
Пошли дальше. Грапф насвистывал разные шансонье, каких он знал бесчисленное множество, и Артеньев по этому обилию мотивов пришел к выводу, что Гарольд Карлович смолоду, видать, немало путался по кабакам. Между прочим, командир продолжал оставаться очень внимательным. Если Грапф замечал, что один из шести сигнальщиков залезал биноклем не в свой сектор горизонта, он брал матроса за уши, заставляя его смотреть куда надо.
– Не отвлекайся! – говорил он почти ласково. – В чужом секторе не девки пляшут… такая же водичка, как у тебя!
Во мраке досыпающих Ирбен «Новик» пролетал, как бесплотный дух. Дейчман звонил из низов, любопытствуя:
– Что у вас там наверху, блаженные?
– Ничего, – отвечал Артеньев сухо. – Плохая видимость.
– А у нас – как в банях у Сандунова. Вентиляция обжаривает. Не продвинуть. Вам-то там, на ветерке, благодать…
Артеньев защелкнул на щите трубку телефона. – Гарольд Карлович, а не отвернуть ли нам на Аренсбург? Со стороны норда на небе видны какие-то подозрительные зарницы…
Это был как раз тот самый момент, когда номерные германские эсминцы нарвались на русскую брандвахту Аренсбурга. Фон Грапф поднял бинокль, линзы которого (ночные) вспыхнули в темноте, как два фиолетовых тюльпана. Зарницы с норда уже погасли.
– Обойдется, – сказал он. – Поболтаемся еще в этом мешке.
Прошло еще полчаса. Петряев скатился на мостик с площадки дальномера, из кожаного портсигара достал папиросу:
– Кажется, эта канитель не кончится… У кого спички? Дайте прикурить… Я солидарен с мнением старшого: пошли на Аренсбург и как раз к открытию базара будем на рейде.
Старший минер Мазепа чиркнул под носом артиллериста спичкой и тут же загасил ее в ладонях.
– Сигнальцы! – гаркнул. – Я за вас буду докладывать?
И голос Широго совпал с воплями сигнальной вахты:
– Прямо на нас… два силуэта… тип неизвестен!
Фон Грапф все же успел домурлыкать:
Она была
вся в стиле ренессанс —
мадам Люлю,
бульвар де Франс…
«Шашлыки» неизвестных эсминцев быстро вздергивались над морем, стали видны Шесть дымящихся труб, на каждого – по три. На позывные они не ответили, и Грапф, почти успокоенный, сказал:
– Сергей Николаич, вы стоите ближе… Будьте так любезны, нажмите педаль колоколов громкого боя.
Нажали педаль. Тревога!
После чего фон Грапф обратился к вахте:
– Прошу запомнить: перед нами два немецких эсминца типа «V» новейшей конструкции. Спущены на воду лишь месяц назад. Противник достойный: их скорости и вооружение, как у нашего «Новика».
– Мама! – дурачась воскликнул Мазепа.
Петряев обезьянкой вскарабкался обратно на дальномер, через сильную оптику обозрел корабли противника:
– Нажимают зверски! Кареты у них богатые… с гербами!
– Сейчас проверим, каковы у них ямщики, – сказал фон Грапф…
«Новик» легко вспарывал водяную толщь плугом форштевня. В мощном пении согласных турбин копилась страшная сила скорости, необходимой для боя. Гальванеры уже трудились на автоматах стрельбы. Синие, желтые, красные проблески сигналов мигали трепетно, освещая молодые лица матросов. На первом же залпе (который, сколько ни жди его, всегда будет неожиданным) комендоров, приникших лицами к визирам, ударило аппаратурой в лицо, но каучуковая оправа спасала зрение. По секундомеру Петряев давал «отмашку», срывая педаль ревуна, и следом такие же ревуны яростно мычали на плутонгах, отмечая начало каждого залпа.