Моонзунд - Страница 135


К оглавлению

135

ТЕБЕ ЖЕ, ПРЕДАВШЕМУ РЕВОЛЮЦИЮ БОНАПАРТУ-КЕРЕНСКОМУ, ШЛЕМ ПРОКЛЯТИЯ СВОИ В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА НАШИ ТОВАРИЩИ ГИБНУТ И ТОНУТ В ВОЛНАХ МОРСКИХ…

Впрочем, еще никто не гибнул и никто не тонул. Флоты противников разворачивались, совершали перестроения. Искали оперативных выгод в средоточиях гаваней и рейдов.

Все русские силы, собранные сейчас в Моонзунде, на обширном рейде Куйваста, в Аренсбурге и в Рижском заливе, возглавлял Михаил Коронатович Бахирев, флаг которого колыхался над военным транспортом «Либава».

Из кают-компании транспорта разбрызгало по рейду гитарным звоном, офицеры завели старую песню старого флота, порожденную в тоске зимних стоянок у Вердера или подле ремонтных цехов Рогокюля:


С теплых коек оторвавши
заспанных господ,
в бардаках людей собравши,
гонят их в поход.

И дружно подхватили – почти в озлоблении:


В Моонзунд идем, наверно,
В Моонзунде очень скверно.
Моонзунд, Моонзунд!
Нам бы лучше в Трапезунд…

Большинство офицеров здесь – корниловцы.

* * *

В прохладном салоне «Либавы» их трое: сам Бахирев, начмин Георгий Старк и молодой контр-адмирал Владислав-лев, начальник подводного плавания. Старк, как «миноносник», любил выпить. Темно-бордовое вино текло в рюмки, словно мазут с «новиков», – тягуче, маслянисто и совсем не прозрачно.

– Нектар чертей! Попробуйте, Михаил Коронатович, а потом совместно занюхаем цикорием, чтобы от нас не пахло. Бахирев и Старк пили, но Владиславлев отказался.

– Эти большевики навели порядок, – сказал он. – Подумать только: ни одного пьяного… На «Рюрике» офицерская вахта с горя накачалась денатуратом, чистейшим, как слеза младенца… Так что? Ревком вынес решение: одели ханжистов в робы и заставили нести кочегарную вахту возле котлов…

Старинная мадера была великолепна.

– Откуда она, Георгий Карлович? – спросил Бахирев.

– Это еще из погребов Эссена… не допил покойник! Как бы эта мадера не стала последней нашей мадерой в жизни…

На рейде Куйваста было спокойно: под бортом штабной «Либавы» тихо подремывал «Новик», у пристаней дымили тральщики, «Гром» держался за бочку… С вахты доложили в салон:

– На рейд входит «Победитель» под брейд-вымпелом!

– Это вымпел Пилсудского, – заметил Владиславлев. – Он ходил на «Победителе» под Аренсбург на разведку. Старк любовно наклонял бутылку над рюмками:

– Передайте, что я даю «добро» Пилсудскому на вхождение.

Все – как надо. Обычная суета рейдов и гаваней.

– Пилсудский, – сказал Бахирев, – отбоярился перед ревкомом за свою фамилию. Он и в самом деле псковский дворянин, его мать из рода Аничковых. А вот командира «Храброго» выкинули.

– За что?

– Родственник главковерха Корнилова… было не скрыть!

Бутылка взвилась над столом, выплеснув мадеру на скатерть. Рюмки, жалобно звеня, рассыпались осколками. Старка швырнуло со стула на Бахирева, Бахирев головою влетел в живот Владиславлеву, – адмиралы покатились по коврам, хватаясь за мебель. Шторы на дверях вытянулись полого – «Либаву» качало с треском корпуса, хрустя рвались швартовы с соседнего «Новика», тральщики волной отрывало от линии причалов.

– Черт бы побрал этого лихача – Пилсудского!

«Победитель» не сбавил оборотов на рейде, и разводная волна, выбегая из-под его винтов, раскачала спокойную воду Куйваста. Старк с огорчением поднял пустую бутылку:

– Не дал допить… На мостике! Дать матом на «Победителя»: начмин Старк выражает Пилсудскому неудовольствие. Запятая…

– Поставьте точку без продолжения, – подсказал Бахирев.

– Точка! – крикнул Старк в амбушюр переговорной трубы.

Рейд затихал. «Либаву» качало все меньше и меньше.

Над мачтами «Победителя» вспыхнул дерзкий сигнал:

ФЛОТ ИЗВЕЩАЕТСЯ тчк НАЧМИН СТРАДАЕТ ОТ КАЧКИ тчк

Эскадра начала репетовать сигнал, и от корабля к кораблю переходило известие, что адмирал Старк испугался большой волны. Бахирев при этом сказал:

– Издеваются! Как угодно, а я подаю рапорт, об отставке.

– Я тоже, – сказал Старк. – Ну их всех к черту! Сколько можно терпеть? А ты, Петр Петрович?

Владиславлев был и хитрее, и вреднее обоих.

– Не дурите, – отвечал. – Еще не все пропало…

На краю стола, забрызганного мадерой старого флота, Бахирев писал: «Прошу освободить меня от командования Рижскими силами залива, так как, несмотря на мои крепкие нервы, постоянные трения мешают мне отдать все способности на оборону залива, и я начинаю терять надежды на боевой успех…»

Когда саботажники отложили перья, Владиславлев выругался:

– Донкихотством грешите? Да кому оно нужно сейчас? Если сопротивляться большевикам, так надо делать это иначе…

Вошел начдив-XI кавторанг Пилсудский.

– Осмелюсь доложить, за Аренсбургом все спокойно.

– Зато у нас не все спокойно, – отвечали ему.

Владиславлев решительно выволок Пилсудского из салона:

– Жорж, как настроение?

– Отличное. Такой ветер, такая волна…

– Я о другом. Ты бежать не собираешься?

Пилсудский был удивлен, неуверенно хмыкнул:

– Бежать? Но… куда бежать, если завтра бой?

– Ах ты, наивное дитя! За кого драться? За большевиков? Неужели твоя дворянская кровь не бунтует?

Пилсудский щелкнул, как пижон, золотым портсигаром, на котором от минувших времен сохранилась витиеватая гравировка: «За отличную стрельбу въ Высочайшемъ присутствии Ихъ Императорскихъ Величествъ». Постучал папиросой об ноготь, дунул в нее.

– Ты же контр-адмирал, – сказал начдив-XI. – Я думаю, что «адмирала» можно теперь откинуть, останется только «контр»…

135